«И двести двадцать вольт
При мысли о тебе,
Песок по проводам…
И мятая постель,
И Фрисби в темноте…
Бросок!
Удар!
И кофе полчаса,
И в разные места большого города…

И нереально так
Чуть ниже живота…

И запах сонных тел,
Дыхание шелка,
И утренний оргазм…
И лилии в воде,
И кожа мокрых стен…
Бедро!
Рука!
И пальцы между строк,
И напряжённый ствол
Меж ног дрожащий кольт!

В наручники тебя,
И на железный стол,
И двести двадцать вольт!»

можно бы было дополнить эту картинку кровью по стенам, но... Мара всё сказала, и я так явственно представил наручники на твоих запястьях, что у меня свело судорогой лицо... а уж двести двадцать вольт, моё воображение зашкалило чуть ниже живота...

Менее пяти секунд назад, я хотел разодрать весь мир, при чём мелко и методично, но... мир спасся, благодоря моей маме, которая привезла с дачи клубнику, и с замиранием серца, выкушав целую миску, жду... Будет приход или гомеопатия уже меня вылечила... Узнаю только завтра!

Но это я так, миролюбиво отклонился, пока идёт возведение боевых машин. Меня безумно выворачивает при мысли о тебе, но есть некое чувство, которое по своей силе, сильнее, чем ненависть и даже любовь... Сие чувство настолько пафосно разрушительно и действенно, что никакой бы Рим не устоял... Разочарование — сильнее аромата нежнейшей ночи, сильнее долгожданного поцелуя, сильнее сердца и острее клинка. Оно вырывает с корнем нечто недоразвито-цветущее, и его уже не затолкать обратно.

Мне всегда было интересно вот что... когда вокруг много хороший, умных, и даже не очень умных людей, в один голос твердят о моих великих талантах и достижениях, не говоря уже о доброте и красоте, ага, и скромности, то резонно возникает вопрос о том, что не может же быть большинство не право? Учитывая. что в меньшинстве только один человек, который очевидно уже оглох, ослеп, жалко, что не онемел пока, но это впереди.

Так что «и двести двадцать вольт... при мысли о тебе»